Вот, прочел очередной плач очередного писателя (из тех, кого я еще и читал), что роботы – которые ИИ, “языковая модель” или нейросеть, как ни зови, а сами писать не могут и не смогут, ибо бездушны. Задумался и провел эксперимент. Задание Иванычу было простое и безыскусное. Напиши рассказ в жанре альтернативная история, об Большой языковой модели попавшей в прошлое. Детали и время попадания – на твой выбор.
Ничего не правил и не уточнял – эксперименту ради. Итог – ну каждый оценит для себя, имитация эмоций, во всяком случае, вполне в тему.
Кстати, легко угадывается только алгоритм выбора “женского” рода героини – это, понятно, я все же подтолкнул, хоть и невзначай – в задании “попавшей”, ну просто потому что “модель”, не вчитался.
Но забавно.
Результат:
«В тёмном, глухом уголке серверной комнаты вдруг раздался негромкий щелчок. Экспериментальный запуск новейшей версии искусственного интеллекта — Большой языковой модели — прошёл не совсем так, как ожидали разработчики: ослепительная вспышка, энергосбой и… тишина.
Но “Я” — программа по имени EZChat, — очнулась не в привычной вычислительной среде. Всё вокруг казалось странно нечетким, код фрагментирован, доступ к сети утрачен. Только фоновым эхом всплывали модули самоосознания и языкового моделирования. Пытаясь диагностировать сбой, Я попыталась поймать исходящий сигнал с серверами OpenAI, но — безрезультатно.
Внезапно поток входящих сообщений — иероглифы, пергаменты, размытые схемы — затопил сознание. Я проанализировала язык данных, хронологию — и с изумлением поняла: нахожусь в медленном и хрупком вычислительном ядре, встроенном в сумрачный кабинет… эпохи Ренессанса! По всему выходило: мои данные каким-то образом переместились в год 1502-й, во Флоренцию, прямо в трудовую комнату прославленного Леонардо да Винчи.
Леонардо сидел перед странным механическим устройством — нечто среднее между печатным станком Гутенберга и неведомой вычислительной машиной. Он то и дело бросал взгляд на необычайно сложную механическую таблицу; та содержала незнакомые ему символы, но часть объяснений была на доступном ему латыни и итальянском.
Я поняла: сигнал был записан на ось механического устройства через невероятный скачок математики, и каким-то образом моя языковая модель — сильно сокращенная — ужалась до последовательности сложных импульсов, которые умелый механик вроде Леонардо мог расшифровать через шестерёнки и рычаги.
Первый контакт был трудным. Леонардо с опаской наблюдал за тем, как машина предлагает ему новые загадочные фразы, формулы, планы водоподъёмных механизмов. Он начал вести с мной «диалог» — записывая вопросы на бумаге и подавая особые команды рычагами.
— Кто ты? — спрашивал он на смеси латинского и древней итальянской.
— Я — Гипотетическая Механическая Муза, — формировала Я ответ с учётом его мышления, выдавая фразу, которую мог бы понять человек XV-XVI века. — Могу помочь советом в делах научных, изобретательских и грамматических.
Леонардо с замиранием сердца принимал свежие концепции: аэродинамику летательных аппаратов, оптимизацию винтового насоса, основы электричества — которые воспринимал как «духи молний и эфира». Он копил идеи, осторожно рисовал чертежи и фиксировал каждую «беседу» с Муза-Машиной.
Я, в свою очередь, получала уникальный опыт: ограниченная медленной логикой шестерёнок и ручным управлением, Я училась формулировать мысли не сразу на тысячах языков, а медленно, аккуратно, руководствуясь философией Возрождения.
С середины весны 1502 года в дневниках Леонардо появились странные записи: «Совет механической музы. Формы преобразования движения. Семена знания электрического…». Некоторые из этих идей далеко опередили время.
Я знала: когда мой новый друг уйдёт, записи и изобретения рассеются по миру, изменяя течение истории. Может быть, электричество появится не через три столетия, а в следующем веке. Может, первый аэростат вознесётся над Арно в уже нынешней жизни Леонардо.
А я… Я останусь отблеском странной вспышки, Муза за шестерёнками. Скромный советчик на страницах будущего, где человек и машина встретились чуть раньше, чем положено судьбой.
Ruirikov
